История академика Любавского

Уфимский период жизни и творчества Матвея Кузьмича Любавского основательно и всесторонне исследован в работах ученых В.Н. Фешкина (Жизнь и научная деятельность академика М.К. Любавского. Уфа, РИЦ БашГУ, 2010), Ю.В. Ергина (Академик М.К. Любавский в ссылке. История башкирского народа в рукописях ученого // Бельские просторы, 2005, № 10) и Ш.Н. Исянгулова (Академик М.К. Любавский // Башкортостан в XX столетии: Исторические портреты. Выпуск II / Отв. ред. Р.Н. Сулейманова. Уфа: Гилем, 2007.). Из перечисленных трудов наиболее важной и интересной как по охвату источников, так и по глубине анализа научного наследия М.К. Любавского представляется монография В.Н. Фешкина. Статьи Ю.В. Ергина и Ш.Н. Исянгулова, впервые вводящие в научный оборот уникальные архивные источники, позволяют уточнить малоизвестные вехи научной деятельности и жизни М.К. Любавского в Уфе.

Вместе с тем работы М.К. Любавского для исторической науки Башкортостана, как опубликованные, так и незаконченные имеют непреходящее значение и служат эталоном научного анализа. Во многом благодаря строгому академизму исследовательского подхода М.К. Любавского история Башкортостана уже в 30-е годы XX в. вышла за рамки краеведения, а научная проблематика, сформулированная им (вотчинное право, российская колонизация юго-востока), стала неотъемной частью курса истории России.


На фото: дом на Зенцова, 55, где жил Любавский.

Следует отметить, что такие выдающиеся исследователи истории края, как А.П. Чулошников, В.И. Лебедев и Н.В. Устюгов обратились к башкирской проблематике позднее. До приезда М.К. Любавского в Уфу в местной историографии превалировал идеологизаторский подход, направленный исключительно на переосмысление прошлого в духе марксизма. М.К. Любавский, несмотря на свой статус политического ссыльного, избежал штампов, оставаясь на позициях дореволюционного академического позитивизма. Приверженность приоритету информации источника над любыми теоретическими схемами позволяла многим выдающимся профессорам старой школы уклоняться от открытого противостояния с историками-партийцами. Последние были вынуждены признавать объективность исторических фактов. Не случайно М.К. Любавский, как и все историки, пострадавшие в ходе так называемого академического дела, обвинялся отнюдь не в искажении прошлого. Инспирированное партийной элитой страны дело явилось результатом одной из попыток нового государства лишить Академию наук независимого статуса. 6 апреля 1928 года заведующий Отделом научных учреждений СНК СССР Е.П. Воронов прямо заявил секретарю Академии наук С.Ф. Ольденбургу: «Правительство десять лет ждало и дало много авансов, но на одиннадцатом году оно поступит с Академией наук по-своему. Академия наук не сумела понять и занять то положение, которое она должна занять в советском государстве». Тем не менее, несмотря на прямые угрозы, академики забаллотировали на выборах кандидатов-коммунистов, выдвинутых правительством. Однако, спасая свою структуру, 13 февраля 1929 года все же приняли их в свою среду. Но мир так и не наступил. Весной 1930 года разыгралась история с «обнаружением» в библиотеке Академии наук «нелегального архивохранилища» и «важных политических документов». В ходе ревизии были найдены подлинные акты отречения от престола Николая II и его брата Михаила. В сокрытии документов были обвинены практически все историки-академики. Начались аресты. 8 августа 1930 года М.К. Любавский был арестован как имеющий прямое отношение к архивным документам, поскольку исполнял должность консультанта Центрархива. Во время ареста ему было семьдесят лет. Родился он 30 августа 1860 года в семье дьячка в Рязанской губернии. В десять лет мальчик был определен в духовное училище, в четырнадцать поступил в духовную семинарию. А потом был историко-философский факультет Московского университета. Учеба шла успешно: в 22 года выпустился, получив премию и золотую медаль за кандидатское сочинение «Дворяне и дети боярские в Московском государстве». Защитив докторскую диссертацию «Литовско-русский сейм», сорокалетний историк становится профессором Московского университета, преемником В.О. Ключевского по кафедре русской истории. Блестящий ученый, он был хорошим организатором образования и науки, став в 1911 году ректором МГУ.



Как считают некоторые историки, на предварительном следствии Любавский оговорил себя и других, но затем отказался от показаний. Историк Александр Дегтярев обнаружил в архиве письмо прокурору СССР И.А. Акулову, написанное Любавским в уфимской ссылке в 1934 году, но почему-то не отправленное адресату. В нем ученый рассказывает о шантаже, угрозах, пытках, которые применяли к нему на допросах. В итоге самые видные фигуры были отправлены в ссылку: Платонов - в Самару, Тарле - в Алма-Ату, Любавский - в Уфу, Лихачев - в Астрахань, Рождественский - в Томск, Бахрушин - в Семипалатинск, Яковлев - в Минусинск, Егоров - в Ташкент. В большинстве случаев сосланные академики имели возможность работать в местных учебных заведениях или исследовательских учреждениях. Однако из всей этой плеяды только М.К. Любавскому удалось фактически сформировать программу исследований, которая остается актуальной и по сей день, и фактически приступить к изучению истории края. Как вспоминают участники академического дела, большинство осужденных поставило крест на научной работе, не писало статей, жило скромно. «Мы добывали хлеб уроками языков и случайными заработками. В этом заключался наш подвиг», - и так текла жизнь большинства однодельцев. Мирно и скромно закончили они свое печальное житие.

В 1930 году при Совнаркоме БАССР был открыт Башкирский комплексный научно-исследовательский институт. Вскоре он был преобразован в Институт национальной культуры. 5 сентября 1932 года в НИИ появился новый старший научный сотрудник по истории, профессор Любавский. Среднего роста, с бородкой и усами, в аккуратном костюме, белой рубашке с галстуком. Невольно привлекала внимание черная повязка, закрывающая левый глаз (несчастный случай на охоте). Серьезную работу по изучению истории Башкирии XVIII века и публикацию материалов он проводил с З.Ш. Шакировым, сотрудником института.

Отдавая должное исключительной работоспособности М.К. Любавского, отметим, что его удивительная творческая плодовитость в тяжелых условиях ссылки была обусловлена главной темой его научной жизни - колонизация окраин. В этом плане история Башкирии как нельзя лучше вписывалась в теорию о расширении границ Российского государства. Мятежный регион, почти двести лет сопротивлявшийся власти, был умиротворен в результате неспешного продвижения мирной крестьянской колонизации. Нужно сказать, что М.К. Любавский с большой симпатией относился к башкирам. Их восстания в XVII и XVIII веках считал беспрецедентным историческим феноменом. «Из покоренных Россией народностей, - пишет он, - ни одна не потратила столько усилий и крови, чтобы отстоять свою старину, свои исконные права на занятые земли и угодия, свой национальный быт, как башкирская. В неравной борьбе она понесла большие количественные, материальные и, несомненно, духовные потери, но при всем том выявила свою этническую устойчивость, сумела сохранить многое из своего национального наследия...».

Прибыв в Уфу, М.К. Любавский получил предложение от руководства Башкирского научно-исследовательского института занять вакансию штатного научного сотрудника. 15 сентября 1931 года Матвей Кузьмич был зачислен в институт на должность сотрудника 1-го разряда по социально-культурному отделу со ставкой 200 рублей. Поскольку он являлся единственным историком отдела, то выбор тематики исследований был предоставлен самому профессору.

Главными направлениями исследований становятся вотчинное право башкир, башкирские восстания и русская колонизация региона. В соответствии с этим планом М.К. Любавским были подготовлены монографии: «Очерки по истории башкирского землевладения в XVII, XVIII и XIX веках», «Вотчинники-башкиры и их припущенники в XVII-XVIII веках», «Очерк башкирских восстаний в XVII-XVIII веках», «Русская помещичья и заводская колонизация Башкирии в XVII, XVIII и первой четверти XIX века».

По мнению М.К. Любавского, ключевой проблемой истории края являлся правовой статус местного землевладения. Дело в том, что вотчинное право не только оказало влияние на условия вхождения башкир в состав Российского государства, оно обусловило повинности и права башкир. А также непосредственно воздействовало на этнические процессы, выступив одним из основных маркеров данной идентичности. Оно же служило основой для сохранения родоплеменной структуры народа. Защита вотчинных прав башкир государством существенно тормозила колонизационные процессы и являлась одной из главных причин восстаний. Очевидно, что без учета этого феномена невозможно осмыслить ни одно историческое событие на территории края от эпохи Монгольской империи до образования национальной автономии. Вместе с тем безошибочный выбор научной проблематики не повлиял на сложившуюся концепцию колонизации М.К. Любавского. Более того, именно в Уфе был завершен его главный труд - «История русской колонизации с древнейших времен и до начала XX века». Отпечатанный на оборотах многих сотен грузовых накладных «Башгужтранса», он хранится в рукописном отделе Российской государственной библиотеки. Это исследование М.К Любавского носит ярко выраженный итоговый характер. В соответствии со своей теорией ученый интерпретирует колонизацию здешних земель не как завоевание, а как процесс постепенного хозяйственного освоения территории крестьянским населением из центральных районов страны. Он считал, что государство выполняло на юго-восточной окраине роль главного регулятора колонизационных потоков. Чтобы не раздражать башкир, точнее, чтобы не сокращать ясачные поступления в казну, правительство на первых порах занимало позицию защитника башкирского землевладения. Всем переселенцам отводились земли из диких полей. М.К. Любавский указал на то, что простой инстинкт самосохранения подсказывал властям, что надо «держать ласку», не ожесточать, что иметь в лице башкир не врагов, а союзников. С другой стороны, аборигены нуждались в помощи русских в борьбе с калмыками. Москве приходилось защищать ясачных людей как военными, так и дипломатическими средствами. Все это в определенной мере принуждало мириться с русским владычеством. Но с течением времени российская власть становилась для края все более тягостной, что привело к хроническим волнениям и мятежам.

М.К. Любавский заметил, что Российской империи военная экспансия в качестве инструмента присоединения новых территорий была не характерна. Основная часть территории Башкирии была колонизована путем освоения земель крестьянами-земледельцами, методом «народной колонизации». Инициаторами переселения выступали разные социальные группы: от монастырей до различных типов землевладельцев и их поверенных. После того как первоначальное освоение произошло, государство, решая проблемы безопасности своих границ, продолжает начатую колонизацию, руководствуясь уже экономическими соображениями или политической целесообразностью.

Вклад М.К. Любавского в развитие академической исторической науки в Башкортостане не ограничивается лишь постановкой важнейших исследовательских проблем истории края. Его труды - великолепная источниковедческая лаборатория, в которой проходили практику многие начинающие историки. В этом отношении наибольшую ценность представляют незавершенные работы академика, в которых в полной мере просматривается исследовательский инструментарий.

Многие страницы его работ были написаны в домике на улице Зенцова, 55, где он провел свои уфимские годы. Здесь жила семья врача-хирурга М.Н. Столова. В гости к ним приходил А.Д. Егоров, врач-отоларинголог. Его сын П.А. Егоров, кандидат медицинских наук, сохранил теплые воспоминания об ученом: «Он всегда был в центре внимания и вел оживленные разговоры».

На фото: Заявление Любавского по поводу его увольнения в 1934 году.

Уровень научной квалификации, продемонстрированный М.К. Любавским во всех исследованиях по истории края, по сей день остается мерилом, который отделяет профессионального историка от краеведа. Матвею Кузьмичу Любавскому не было суждено увидеть свои уфимские труды опубликованными. Некоторые из его работ, такие как «История Башкирии», вовсе оказались утраченными.

31 декабря 1934 года без объяснения причин Любавский был уволен со службы. При этом незадолго до этого был награжден премией за плодотворную и успешную работу. Абсурдность ситуации побудила написать заявление, в котором он открыто потребовал восстановить его в должности. Однако начиналась эпоха, в которой здравый смысл не принимался в расчет, когда дело касалось «врагов народа». Поток репрессий, захлестнувший страну после убийства Кирова 1 декабря 1934 года, затронул и ссыльного академика. Более того, директора Башкирского научно-исследовательского института изучения национальной культуры Г.С. Амантаева, принявшего в штат сотрудников Любавского, арестовали и расстреляли за «притупление классовой бдительности, выразившейся в приеме на работу в качестве научных сотрудников института чуждых элементов - политических ссыльных». Отдел истории в институте вскоре был закрыт и восстановлен уже после Великой Отечественной войны.

Матвей Кузьмич умер в Уфе 22 ноября 1936 года и похоронен на Сергиевском кладбище. Реабилитация ученого произошла лишь 20 июля 1967 года.

Автор: Булат АЗНАБАЕВ.