Авторские блоги
Память – в танковом прицеле…
- Есть на западе России река под названием Сныть. Отец про нее говорил так: похожа на нашу Дему, только гораздо шире. На ее берегах он провел всего два дня. Но запомнил на всю оставшуюся жизнь. Ведь дело было в начале августа сорок первого, - рассказывает Азамат Нигматуллин, сын ветерана-танкиста Гарифа Нигматуллина.
На столе перед нами – ароматный чай в пиалах, стопка старых фотографий, писем. О «роковых сороковых» у нас принято вспоминать лишь по памятным датам – 22 июня, 9 мая. Но для сержанта Гарифа Нигматуллина война была каждодневной реальностью. И тяжелее всего пришлось летом ее первого года.Стальной арьергард
…Батальон отступал, неся потери. Говоря точнее, танкисты прикрывали отход своего 374-го стрелкового полка. Пехота уходила на новые позиции, старые же занимала «броня». Хорошо, если успевали организовать засаду. А нет – так бились с «панцеркампфвагенами» в открытую. За явным численным превосходством той стороны. Обратно к своим возвращались не все…
- Отец воевал механиком-водителем. И вот, полл подошел к рубежу указанной реки. Но тут случилось непредвиденное: под натиском «танковых клещей» соседи с права и слева отступили раньше срока. Единственный мост находился на краю обороны прижатой к воде нашей воинской части.
Почти все машины батальона к тому времени потерял, либо вывел на ремонт. В строю осталось лишь два экипажа, они и получили приказ выставить заслон в десятке километров от моста. И держать его, пока переправятся основные силы.
Вглядываюсь в фигуру на фотокарточке. Сколько лет тебе, сержант? Не больше двадцати пяти. Шинель «по единому размеру» сидит слегка мешковато. Хотя в армии с 1938 года. Впервые понюхал пороху еще на Карельском перешейке. Казалось бы – пора возвращаться домой, в родную Уфу, к родителям. Они трудились на городских заводах, а сам Гариф мечтал поступить в сельхозтехникум. До «дембеля» оставался месяц. Но грянуло 22 июня…
- Впервые с фашистами отец столкнулся 29 июня, под Минском. С тех пор без перестрелки не проходило ни дня, его «тридцать четверка» трижды получала прямые попадания. Чинились прямо в поле и продолжали воевать, - говорит Азамат, - так что к августу были уже стрелянными воробьями.
И вновь – рикошет
Получив приказ, танкисты даже не стали думать о собственной переправе. Все было ясно. У командира, лейтенанта Петренко на Урале остались сестра и мать. Заряжающего Александрова в Москве ждали жена и дети. Каждому было, куда возвращаться. Но сейчас это уже не имело значения.
В этот раз время играло нашим на руку. Одна машина встала на пути немецкой колонны, а танк мехвода Нигматуллина укрылся в рощице сбоку от дороги. Стали ждать. Пользуясь временем, наводчики разметили ориентиры для прицеливания, продумали все до мелочей.
Колонна «Панцеров» появилась на рассвет третьего августа. Расчет немцев был прост: отрезать беззащитную пехоту от моста, и сбросить ее в реку. Напоровшись на засаду, они передумали… Фашистских машин Нигматуллин насчитал девять, и это – против двух советских. Особо долго не продержишься, но приказ есть приказ. Оттягивая роковой момент, наши маневрировали, пытаясь сковать колонну.
Выстрел, и сразу за ним – глухой щелчок по броне. Снова рикошет, танк меняет позицию. В прицеле видно, как немцы уходят с простреливаемой дороги. Их снаряды ложатся все ближе. Первая «тридцать четверка» отступает назад, уходя от вражеского огня. Но это не бегство, а отчаянная попытка продлить бой.
Немцам тоже не просто: горящие танки дымят, лишая обзора. Перегруппировавшись, они делят поле перед собой на сектора обстрела. Теперь игра – по их правилам.
- Выждав момент, отец двинул машину вперед на большой скорости. Конечно, демаскировал себя. Но зато нарушил вражеское построение,- продолжает рассказ Азамат, - откуда знаю столько подробностей? Сестре и матери про войну отец не рассказывал. Но со мной, как с мужчиной, делился воспоминаниями.
Вдруг полыхнуло: в первой «тридцать четверке» детонировал боекомплект. И почти сразу же столб огня и дыма накрыл вторую. Прямым попаданием убиты заряжающий и стрелок-радист, ранен командир. Механик-водитель таранит ближайший «панцер» вбок, у того заклинивает двигатель. Экипаж подбирают два оставшихся в строю врага – и сразу включают задний ход. К черту от этих сумасшедших русских! Уже потом Гариф неоднократно задавал себе вопрос: почему тогда остался жив? Вероятно, у немцев кончились снаряды.
Дезертиром не был и не буду….
- Развернув поврежденный танк на запад, командир сам сел в кресло наводчика. Отцу велел уходить в тыл, к мосту. Конечно, он заартачился, мол «дезертиром не был и не буду». Но командир его срезал: «тебе воевать нужно, бить врага! Найдешь штаб полка, передашь боевое донесение: танков сожгли пять, снарядов осталось столько же. Иди!».
И сержант пошел на восток, по уже погрузившейся во тьму дороге. На подходе к мосту снова чуть не погиб от пуль минировавших его своих же саперов. С их слов узнал: полк переправился без потерь. Если не считать двух танков…
Ни своей первой «тридцать четверки», ни командира Гариф больше никогда не видел. Да и сколько их было, этих неизвестных героев, горьким летом сорок первого? Сотни и тысячи. Благодаря им «блицкриг» для врага обернулся тяжелыми боями и потерями.
Сержант Нигматуллин, например, три месяца воевал в пехоте.
Вновь сесть за прицел «Т-34» ему пришлось уже в декабре, под Москвой. Сражался в знаменитой бригаде Катукова, не раз был ранен. С боями дошел до Польши.
Но проверкой на прочность и выдержку всегда считал не Сталинград и Курск. А два неприметных дня там – на берегу реки Сныть. В августе сорок первого…
Автор: Егор СОЛНЦЕВ.