Жизнь при дневном свете

Сегодня трудно себе представить, что задолго до появления полностью стеклянных стен офисных зданий (и не просто задолго, а за 100 лет до появления таковых!) в некоторых домах были стеклянные стены и даже стеклянные крыши. И это вовсе не было задумкой архитектора-провидца…

Как интересно порой бывает заглянуть за занавески чужих окон. С не совсем понятным уютом за ними, особой жизнью. Даже особым освещением: шире окна – больше света. Сегодня, например, трудно себе представить, что задолго до появления полностью стеклянных стен офисных зданий (и не просто задолго, а за 100 лет до появления таковых!) в некоторых домах были стеклянные стены и даже стеклянные крыши. И это вовсе не было задумкой архитектора-провидца…

Почему-то мало кого, кроме специалистов, интересует, как работали в своих ателье фотографы задолго до широкого распространения электрического освещения. Даже сегодня сделать портрет в помещении без вспышки не так-то просто. Ну а лет 150 тому назад дело обстояло ещё хуже – выдержка при съёмке была очень длинной. Взгляните, как мучается московский купчина на акварели Петра Шмелькова: и руку-то ему пришлось на тумбочку-колонну положить, и голову зафиксировать копфгальтером – только бы не шевельнуться. При всей комичности ситуации картина из Третьяковки даёт массу полезнейшей информации. Во-первых, прозрачная стена фотоателье показывает как «добывался» искомый свет. Во-вторых, хорошо узнаваемые силуэты колоколен Ивана Великого и церкви на Софийской набережной говорят о месте фотоателье – Замоскворечье, и, как следствие, – о том, что прозрачная стена устроена с северной стороны помещения (почему именно так, см. в № 8 журнала «Уфа» за 2013 год). А ещё, если рассматривать пристальнее, то кроме вызывающего уважения живота купчины, мы увидим и стеклянный потолок фотоателье…

Теперь перенесёмся из Москвы конца позапрошлого века в Уфу того же времени. Вряд ли кто будет сомневаться, что уфимские фотоателье почти ничем не отличались от московских: стеклянная стена и прозрачная крыша были обязательными условиями для светописи внутри помещения. Вот, например, дом на углу Большой Казанской и Телеграфной (Октябрьской революции и Цюрупы, сейчас на его месте растут берёзки), в котором размещалось самое, пожалуй, известное в Уфе на рубеже XIX и XX веков ателье О.Ф. Герман (кстати, бывший владелец этого снимка утверждает, что он пришёл от наследников нижегородской семьи бывшего графа по фамилии Герман). В правой части дома на фотографии видна надстройка, в которой за деревянными жалюзи скрывается стеклянная крыша съёмочного павильона. Фотоснимков заведения Герман известно несколько, но почему-то на остальных надстройки этой не наблюдается. Может, дело в том, что ателье в числе первых перешло на электрическое освещение? Вон, и фонарь как подсказка в центре перекрёстка стоит. Правда, преемник Герман В.А. Богомолов аж в 1915 году специально подчёркивал в рекламе, что в его заведении на Большой Казанской, 11 съёмка ведётся при дневном свете. И даже делал приписку, что съёмка при электрическом освещении в его же ателье «Юпитер» на Большой Успенской (Коммунистическая, 47) «ничего общего с коллографией не имеет». Что Богомолов называл коллографией («клей + пишу»), достоверно выяснить пока не удалось, скорее всего, это был один из вариантов калотипии («красивый отпечаток»), т.е. фотографии через посредство бумажного негатива (во всяком случае, английский вариант Википедии отсылает именно к ней: «For the photographic process, see Collotype»). Абсолютно ясно лишь то, что не доверявшая электричеству «ничья бабушка с антресолей» из «Двенадцати стульев» – это не только плод фантазии авторов.

Немного о самой О.Ф. Герман. Предположение, что её имя – Ольга Фёдоровна, гуляло давно, но основывалось оно на московском справочнике, где было много ошибок. Вот и в «Уральском торгово-промышленном адрес-календаре» на 1899 год ошибки тоже есть (Д.П. Берштейн упорно именуется Бернштейном, Гутман назван Иоселем Юдемовичем, хотя он – Иосиф Иделевич), но в перечне фотографов вновь читаем: «Германъ Ольга Федор.»

В уфимских справочниках и адрес-календарях это имя полностью нигде не встречается, зато по всей дореволюционной России была раскинута целая сеть фотографий Герман: Петербург, Москва, Ярославль, Ржев, Торжок, Тифлис, Оренбург, Уфа. И, похоже, это неспроста: они явно не однофамильцы. Причём, паспарту оренбургского фотографа М.Я. Герман и уфимской О.Ф. Герман даже оформлены что называется «один в один» – на них только инициалы и города разные. Отсюда напрашивается вывод о родственных связях хозяев. Но и только. Ведь найдена пока всего одна запись в метрической книге градо-уфимской Спасской церкви за 1901 год: в графе «Восприемники» (т.е. крёстные) указаны «коллежский секретарь гор. Уфы Николай Афанасьевич Беккаревич и дворянка девица Ольга Федоровна Герман». И так хочется, чтобы плывшая 100 лет назад на пароходе безымянная красавица, снимок которой хранился тоже у наследников «графа Герман», оказалась нашей Ольгой Фёдоровной!
Автор: Анатолий ЧеЧуха при участии Янины Свице.