Четверг
Свет путеводной звезды
Есть у меня давняя добрая знакомая, по профессии и немалому стажу библиотекарь. Мизерную женскую пенсию имеет, сейчас вошла в тот возраст, когда мужчины свою получают по новым правилам «чуть позже», чем в 60. Своевременно однако поняв, что горячо любимое дело невозможно продолжать финансово, ушла в коммерческую структуру, не испугалась низкой ступеньки физического труда и при этом по возможности осталась верна своему кругу чтения и духовных интересов.
Мне было радостно, когда по телефону что-то любопытное со мной обсуждала, и прибавлялось грусти, если возникали у нее проблемы со здоровьем. Попала в больницу, зазвучали пессимистические нотки. А в день горькой потери такой неординарной личности, каким был Александр Ширвиндт, она вместо сетований, что пока не в форме, произнесла совсем другой горячий монолог о том, как важен пример тех долгожителей, которые борются с возрастными недугами, преодолевая болезненные проявления старости, отвечая обязательным трудом – какой посилен, активным жизнелюбием.
Как известные, так и в меньшей мере, они и нам, кто вошел в возрастные стадии разной степени «свежести», - сказала далее Алефтина Михайловна Степанова, - дают надежду, как в сложные моменты своего пребывания на свете не только терпеть боли, но быть полезным, уметь понемножку радоваться, спокойно принимать, что выпадает одному тебе на долю и вместе с другими людьми.
Конечно, такие колоссы, как академик Лихачев, композитор Прокофьев, балерина Плисецкая, поражают своей стойкостью, вдохновляют ныне, к счастью, здравствующие Александра Пахмутова, Алиса Фрейндлих, Родион Щедрин, Леонид Рошаль. Но нельзя не согласиться с моей приятельницей, что и менее знаменитые люди с необычно волевыми качествами являют собой своеобразный возрастной подвиг, становясь путеводной звездой для тех, кто пытается достойно держаться на плаву. Такие люди притягивают житейской мудростью и, главное, нравственным стержнем, рядом с ними неловко совершать подлости и оправдывать духовный беспредел. Пока они живы, жив и их непререкаемый среди людей авторитет. И потому никакая самая деспотичная, наглая или косная сила не рискнет противостоять их благородству – напротив, будет приспосабливаться, подлаживаться и даже входить в число почитателей.
Может быть, это чересчур длинная преамбула к словам памяти недавно ушедшей от нас Розалии Зиновьевны Шемагоновой, известной уфимской учительницы, но самая правильная для нее, проливающая свет на ее жизненный путь.17 апреля ей исполнилось бы 100 лет. В печальные мартовские дни с ней проститься приходила масса людей. Прежде всего ее бывшие выпускники из 62-й школы, многие уже сами немолодые, поскольку преподавать она начала в далеком 1949 году, уже будучи замужней женщиной и мамой годовалого сына. Она и оканчивала возрастом старше однокурсников, да и в школе училась вечерней, поскольку требовалось подтвердить аттестат десятилетки, оставшийся в Белоруссии, откуда с мамой и двумя младшими детьми убегала под фашистскими бомбами, попав в кровавую мясорубку войны в самом ее начале. Железная дорога была разбита, и люди двинулись из Минска по единственно возможному маршруту – Могилевскому шоссе, «куда глаза глядят», даже не представляя, что это 300 км пути. 11-летняя сестренка Софья терпела жару и усталость, быстро повзрослев от общей беды, как и другие дети тяжелых годин, а 4-летнего братика Борю вчерашняя выпускница Розалия, веселившаяся на школьном балу в ночь с 21 на 22 июня 1941 года, тащила по очереди с мамой на руках, иногда привязывая его к себе. Ни воды, ни хлеба, только пыль из-под сотен ног. Через годы, вспоминая тот долгий переход, спасший им жизнь, Розалия Зиновьевна не раз отмечала, как доброжелательны и гостеприимны были люди в редких деревнях, через которые проходили – пускали отдохнуть, кормили, да просто вдоль тракта ставили фляги с молоком.
В кратких заметках о Великой Отечественной войне Шемагонова писала: «Особенно страшной была одна ночь, когда после налета гитлеровцев погибло много бойцов и беженцев. Но нас спас добрый ангел. Необходимо было перейти через реку Березину, пока немцы не взорвали мост. Собрав последние силы, мы с первыми рассветными лучами шли и добрались до вокзала, доехали до Брянска и … встретили папу, собравшегося в Минск за нами. Его направили как специалиста в Уфу на фанерную фабрику. Из Минска планировал вернуться с отступавшими войсками».
Завтра была война – это писатель Борис Васильев сказал о её поколении, о ней самой, пережившей столько, что не сопоставить с иными нынешними недовольными то тем, то другим и, особенно, количеством денег, которых сколько бы ни удалось любыми способами получить, все мало, все надо еще.
Ценности материальные никогда не интересовали Розалию Зиновьевну в большей степени, чем это было нужно для тепла и скромного уюта мужа и двоих детей. Ее Иван Никифорович, с которым вместе училась в вечерней школе, был так же умерен в своих запросах, доверял вкусу красивой, элегантной жены, исповедовал те же духовные постулаты, имея ту же войной перечеркнутую юность и такую же жажду к учебе. Они и поженились в мае 1945–го, и в институт вместе поступили – она на филфак, он на исторический, и учительскую профессию не сменили, муж успешно директорствовал. Прожили счастливо 47 лет. Последние годы он тяжело болел, держался ее заботой и своей любовью к ней. Его уход из жизни был для нее невосполнимой утратой после безвременной потери любимой дочери Ирины, молодой интересной женщины, замечательного человека... А сколько чудесных учеников моя героиня вырастила, выпестовала, гордилась ими, а потом проводила в последний путь, оплакивая как самых родных и любимых.
За 40 лет работы в одной школе Розалия Зиновьевна прибавила нашему образованию принявших от нее эстафету образованных и творческих учителей, в частности словесников, умеющих приобщить детей к чтению, красоте русского языка. А уж как она глубоко знала поэзию, сколько стихов читала наизусть, сама сочиняла.
Однажды на ее юбилее в ресторане родные решили сделать ей сюрприз, попросив “править бал” профессионального ведущего. Милая девушка почтительно поздравляла ее с девяносто, кажется, пятой датой. Юбилярша благодарила, а потом шепнула ей: «Отдыхайте, садитесь с нами, закусывайте». Сама поднялась, прочитала стих, а потом остроумным тамадой уверенно повела застолье человек на 40 гостей.
Может быть, именно потому, что с юности хлебнула военного лихолетья, она научилась ценить каждый отпущенный день, словно отметая прочь все догоняющие болезни, что порой обходили раньше, как бы компенсируя и за бомбежки во время эвакуации в Уфу, за долгое в дороге голодание, за барак на новом месте, где разместили 20 семей. И за то щемящее чувство невозвратности, которое испытала в Минске, где, мечтая о встрече со сверстниками, узнала, кто погиб в гетто, кто в концлагере, кто не вернулся из боя. Во всяком случае ее ангел-хранитель во плоти, горячо любящий внук Дима выполнял любые просьбы бабушки и сам учитывал ее огромное стремление как можно больше интересного увидеть, узнать, понять, успеть насладиться. И потому на концерты Спивакова, Хворостовского, спектакли московских и питерских гастролеров он бабушку непременно водил, книжные новинки приносил, не говоря о заправке вкусностями холодильника. Заботливый взрослый внук – это тоже одна из заслуг Розалии Зиновьевны, которая одним своим присутствием делала людей лучше и давала им надежду на то, что при работе души можно стать хотя бы похожими.
Алла Докучаева
Мне было радостно, когда по телефону что-то любопытное со мной обсуждала, и прибавлялось грусти, если возникали у нее проблемы со здоровьем. Попала в больницу, зазвучали пессимистические нотки. А в день горькой потери такой неординарной личности, каким был Александр Ширвиндт, она вместо сетований, что пока не в форме, произнесла совсем другой горячий монолог о том, как важен пример тех долгожителей, которые борются с возрастными недугами, преодолевая болезненные проявления старости, отвечая обязательным трудом – какой посилен, активным жизнелюбием.
Как известные, так и в меньшей мере, они и нам, кто вошел в возрастные стадии разной степени «свежести», - сказала далее Алефтина Михайловна Степанова, - дают надежду, как в сложные моменты своего пребывания на свете не только терпеть боли, но быть полезным, уметь понемножку радоваться, спокойно принимать, что выпадает одному тебе на долю и вместе с другими людьми.
Конечно, такие колоссы, как академик Лихачев, композитор Прокофьев, балерина Плисецкая, поражают своей стойкостью, вдохновляют ныне, к счастью, здравствующие Александра Пахмутова, Алиса Фрейндлих, Родион Щедрин, Леонид Рошаль. Но нельзя не согласиться с моей приятельницей, что и менее знаменитые люди с необычно волевыми качествами являют собой своеобразный возрастной подвиг, становясь путеводной звездой для тех, кто пытается достойно держаться на плаву. Такие люди притягивают житейской мудростью и, главное, нравственным стержнем, рядом с ними неловко совершать подлости и оправдывать духовный беспредел. Пока они живы, жив и их непререкаемый среди людей авторитет. И потому никакая самая деспотичная, наглая или косная сила не рискнет противостоять их благородству – напротив, будет приспосабливаться, подлаживаться и даже входить в число почитателей.
Может быть, это чересчур длинная преамбула к словам памяти недавно ушедшей от нас Розалии Зиновьевны Шемагоновой, известной уфимской учительницы, но самая правильная для нее, проливающая свет на ее жизненный путь.17 апреля ей исполнилось бы 100 лет. В печальные мартовские дни с ней проститься приходила масса людей. Прежде всего ее бывшие выпускники из 62-й школы, многие уже сами немолодые, поскольку преподавать она начала в далеком 1949 году, уже будучи замужней женщиной и мамой годовалого сына. Она и оканчивала возрастом старше однокурсников, да и в школе училась вечерней, поскольку требовалось подтвердить аттестат десятилетки, оставшийся в Белоруссии, откуда с мамой и двумя младшими детьми убегала под фашистскими бомбами, попав в кровавую мясорубку войны в самом ее начале. Железная дорога была разбита, и люди двинулись из Минска по единственно возможному маршруту – Могилевскому шоссе, «куда глаза глядят», даже не представляя, что это 300 км пути. 11-летняя сестренка Софья терпела жару и усталость, быстро повзрослев от общей беды, как и другие дети тяжелых годин, а 4-летнего братика Борю вчерашняя выпускница Розалия, веселившаяся на школьном балу в ночь с 21 на 22 июня 1941 года, тащила по очереди с мамой на руках, иногда привязывая его к себе. Ни воды, ни хлеба, только пыль из-под сотен ног. Через годы, вспоминая тот долгий переход, спасший им жизнь, Розалия Зиновьевна не раз отмечала, как доброжелательны и гостеприимны были люди в редких деревнях, через которые проходили – пускали отдохнуть, кормили, да просто вдоль тракта ставили фляги с молоком.
В кратких заметках о Великой Отечественной войне Шемагонова писала: «Особенно страшной была одна ночь, когда после налета гитлеровцев погибло много бойцов и беженцев. Но нас спас добрый ангел. Необходимо было перейти через реку Березину, пока немцы не взорвали мост. Собрав последние силы, мы с первыми рассветными лучами шли и добрались до вокзала, доехали до Брянска и … встретили папу, собравшегося в Минск за нами. Его направили как специалиста в Уфу на фанерную фабрику. Из Минска планировал вернуться с отступавшими войсками».
Завтра была война – это писатель Борис Васильев сказал о её поколении, о ней самой, пережившей столько, что не сопоставить с иными нынешними недовольными то тем, то другим и, особенно, количеством денег, которых сколько бы ни удалось любыми способами получить, все мало, все надо еще.
Ценности материальные никогда не интересовали Розалию Зиновьевну в большей степени, чем это было нужно для тепла и скромного уюта мужа и двоих детей. Ее Иван Никифорович, с которым вместе училась в вечерней школе, был так же умерен в своих запросах, доверял вкусу красивой, элегантной жены, исповедовал те же духовные постулаты, имея ту же войной перечеркнутую юность и такую же жажду к учебе. Они и поженились в мае 1945–го, и в институт вместе поступили – она на филфак, он на исторический, и учительскую профессию не сменили, муж успешно директорствовал. Прожили счастливо 47 лет. Последние годы он тяжело болел, держался ее заботой и своей любовью к ней. Его уход из жизни был для нее невосполнимой утратой после безвременной потери любимой дочери Ирины, молодой интересной женщины, замечательного человека... А сколько чудесных учеников моя героиня вырастила, выпестовала, гордилась ими, а потом проводила в последний путь, оплакивая как самых родных и любимых.
За 40 лет работы в одной школе Розалия Зиновьевна прибавила нашему образованию принявших от нее эстафету образованных и творческих учителей, в частности словесников, умеющих приобщить детей к чтению, красоте русского языка. А уж как она глубоко знала поэзию, сколько стихов читала наизусть, сама сочиняла.
Однажды на ее юбилее в ресторане родные решили сделать ей сюрприз, попросив “править бал” профессионального ведущего. Милая девушка почтительно поздравляла ее с девяносто, кажется, пятой датой. Юбилярша благодарила, а потом шепнула ей: «Отдыхайте, садитесь с нами, закусывайте». Сама поднялась, прочитала стих, а потом остроумным тамадой уверенно повела застолье человек на 40 гостей.
Может быть, именно потому, что с юности хлебнула военного лихолетья, она научилась ценить каждый отпущенный день, словно отметая прочь все догоняющие болезни, что порой обходили раньше, как бы компенсируя и за бомбежки во время эвакуации в Уфу, за долгое в дороге голодание, за барак на новом месте, где разместили 20 семей. И за то щемящее чувство невозвратности, которое испытала в Минске, где, мечтая о встрече со сверстниками, узнала, кто погиб в гетто, кто в концлагере, кто не вернулся из боя. Во всяком случае ее ангел-хранитель во плоти, горячо любящий внук Дима выполнял любые просьбы бабушки и сам учитывал ее огромное стремление как можно больше интересного увидеть, узнать, понять, успеть насладиться. И потому на концерты Спивакова, Хворостовского, спектакли московских и питерских гастролеров он бабушку непременно водил, книжные новинки приносил, не говоря о заправке вкусностями холодильника. Заботливый взрослый внук – это тоже одна из заслуг Розалии Зиновьевны, которая одним своим присутствием делала людей лучше и давала им надежду на то, что при работе души можно стать хотя бы похожими.
Алла Докучаева